skilanen

Если доступная в широких электронных источниках биография нобелевского полулауреата Эйвинда Юнсона не обманывает, то тот старался «компенсировать недостаток образования чтением», много читал древних классиков, включая греческих. Затем испытал на себе влияние Джойса, Пруста и еще много кого. После чего сам начал писать романы, причем с неплохой скоростью – примерно по штуке в год. Швеция страна небольшая, наверное, подобная производительность может быть продиктована и вполне материальными причинами. Уже признанным романистом, автором тетралогии про паренька, вырастающего в «несгибаемого лидера рабочей забастовки» (насколько подобной формулировке обязаны советскому взгляду на культуру неизвестно, однако, показательно, что на русский язык многотомник переводиться не изволил), Юнсон берет и замахивается на святое, древнегреческое, пишет роман, что в изводе на английский будет назван ни много, ни мало – секундочку, английский язык уже 20 лет как знает вполне современного Улисса – следующим образом: «Возвращение на Итаку Одиссея, пересказанное на современный лад». Ключевое слово – пересказ. Скрупулезно, с редкостным терпением и вниманием к едва брошенным Гомером деталям, человек двадцатого века именно, что пересказывает Одиссею. Ни на йоту не изменяя событийного, только акценты меняя, адаптируя, объясняя то, что было очевидно современникам Гомера, снимая весь ореол магического, приземляя божественное на грешную землю, и попутно разбавляя картиной внутреннего мира главного героя, куда ж без этого в современном ладу? Еще он очень любит заглавные буквы, вероятно, обороты подобные «Все Еще Ожидающей» добавляют современного антуража. Еще хлебом не корми, дай что-нибудь перечислить или посчитать. Например, сколько тонн хлеба съедает орава женихов, исходя из того, что их сто и жрут они в гостях у Пенелопы едва ли не каждый день, за исключением тех периодов времени, когда многие из них отправляются по своим островам и весям состричь с собственных овечек и козочек еще немножко шерсти. Еще он очень любит объяснять, что дело было давно, и рассказчику на самом деле неведомо, как оно было, поэтому все числа скорее всего преувеличены. Еще… Но хватит, надеюсь, вы уже поняли, что он изрядно зануден в своей попытке переписывания «Одиссеи». Не сказать, что все совсем безнадежно, даже скорее наоборот: смелость возвращения к веку героев, обратная переносу Джойса и помноженная на занудство, дают не самую ужасную беллетризированную картинку. Забавный штрих: если островитянин переносит действие на родной остров, то полуостровитянин пытается придать дополнительную глубину каноническому возвращению другого островитянина. Последний в результате может представить целую галерею своих портретов, литературных и не только, первый со своим Улиссом стал классикой, а вот над Юнсоном бессмертные славно пошутили, распяв его роман между суетным и вечным. Жаль, что не хватило ему безумства замысла? полета фантазии? самоиронии? дабы претворить собственную скрупулезность в ее крайнюю степень, замахнувшись на лавры Пьера Менара, автора «Дон Кихота». Что ж, каждому свое, Одиссеево Одиссею, Юнсоново Юнсону, а Менарово Менару. О Зевес, что же тогда мне за подобные описательства?